Девчонка, снова открыв рот, захлопнула его и испепеляющим взглядом уставилась на водителя.
Мужчина взял наконец ружье и высунул ствол в окно.
— Подождите! — остановил его Женька.
— Ну, что еще?
— Вы это, патроны не тратьте, у меня есть пакет.
Женька надул пакет из-под чипсов, высунул его в окно и с размаху хлопнул по нему второй ладонью.
Волки вздрогнули, заметались из стороны в сторону и убежали в лесополосу.
— Вот и все, — облегченно вздохнул водитель, — а некоторые боялись. — И красноречиво посмотрел на девчонку.
Все успокоились и стали садиться на свои места.
— Ну, поехали! — задорно воскликнул водитель. — Мы и так уже из графика выбиваемся из-за этих волков. Интересно, откуда они взялись? Сколько тут езжу — никогда их не видел. Да и живут ли они в рощах, а, защитница животных?
— Сбезавсие из зоопарка зивут, но не долго, — отозвалась активистка. — В лесах они обитают обысьно…
— Наверное, из зоопарка сбежали, — предположил водитель и завел автобус. И вдруг вспомнил: — Слушайте, ребята, я забыл вам сказать: под задним сиденьем у нас холодильник. Поднимите сиденье и, кто хочет, возьмите наши фирменные бутерброды.
— Какой идиот додумался замаскировать холодильник под сиденье? — обратился ко мне Женька и, не дождавшись моего ответа, встал в очередь к холодильнику. Оказалось, что бутерброды захотели абсолютно все. Женька принес мне бутерброд, который представлял собой разрезанную пополам булочку, в ней лежали сплюснутая котлета, листья салата и мелко нарезанные соленые огурцы. Завернут бутерброд был в хрустящую бумагу, на которой я разглядел логотип лагеря: две сосны и палатка рядом с ними.
— Неплохо было бы их разогреть, — размечтался Женька.
— Ешь уже, — сказал я с набитым ртом. — По такой жаре холодные бутерброды в самый раз.
— Вообсе, встретить волка на дороге — дурное предзнаменование, — громко сообщила конопатая девчонка.
— Да ну тебя, — отмахнулся кто-то, — типун тебе на язык.
Действительно, что может быть плохого в лагере? По-моему, лагерь есть лагерь, и бояться туда ехать не стоит. Что там может случиться плохого? Пойдет дождь, и мы не сможем ходить на море? Отключат воду?
Так это не смертельно…
Глава II
Первый раз я испугался темного помещения, когда мне было пять лет. Мы обожали с друзьями заходить в высотные дома и кататься в лифтах.
Но однажды (это было вечером) мы забрели в очередной дом, сели в лифт, проехали несколько этажей и… отключился свет. Лифт погрузился во тьму. Он стоял на месте и не шел ни вверх, ни вниз.
В лифте были я, мой приятель Андрей и две девчонки, почти в три раза старше меня, с которыми мы всегда катались. Одна из них, Кристина, была большой выдумщицей и всегда рассказывала какие-то истории.
— Что с лифтом? — спросила ее сестра Алена.
— Сломался, кажется… — неуверенно сказал я.
— А света почему нет?
— А я откуда знаю?
— Блин… — прошептала Алена. — Не дай бог его не включат, я же «Тропиканку» пропущу…
— Подожди с «Тропиканкой», — проговорила Кристина и вдохновилась: — А вдруг мы отсюда никогда не выберемся? Вдруг лифт никогда больше не поедет? Лет через сорок наши высохшие тела тут найдут и…
— Замолчи, а? — попросил я.
Отчего-то мне стало страшно-страшно, жутко-жутко. Все воспринимали остановку лифта как обыденную вещь, вели себя спокойно, но я обнаружил, что боюсь.
Лифт стоял между седьмым и восьмым этажами. В кабине было темно-темно, свет не пробивался даже в щелочку между дверями. Впервые в жизни мне стало так страшно… Никогда я так не боялся. А вдруг трос оборвется, и мы полетим вниз с седьмого этажа? Что от нас останется?
Я почувствовал, что мне плохо, стало не хватать воздуха, на лбу выступила испарина, руки и ноги задрожали, на грудную клетку, казалось, кто-то с силой давил.
— Был один случай, — задумчиво протянула Кристина, нарушив тишину во тьме.
— Какой еще случай? — поинтересовался Андрей.
Кристина воодушевилась и принялась рассказывать:
— Однажды в каком-то городе отключили свет, вечер был, вот прямо как сейчас, и вдруг ни с того ни с сего начали обрываться тросы. Лифты вместе с людьми падали в шахты и разбивались. Другие люди, которые не были в лифтах, начали зачем-то выбрасываться из окон… Представляете? Все думали, что это конец света…
— Да ладно заливать, — фыркнул Андрей, — не было такого никогда.
— Было! Ну, может, тросы не обрывались… но люди из окон выбрасывались — руку даю на отсечение! И я даже вспомнила, где это было — в Нью-Йорке в 1957 году, я в газете недавно читала… — заверила Кристина.
От ее рассказа мне сделалось еще хуже. Я оперся о стену лифта, чтобы не упасть от головокружения и внезапного приступа тошноты. Я вообще перестал дышать. Ноги меня не держали, мной овладел дикий, панический страх, я глотал воздух, как рыба, обливался потом, и, что самое ужасное, — этого никто не видел из-за густой темноты! Я не понимал, что со мной происходит, почему так плохо, мне мерещилось, что стены меня сейчас раздавят…
— Э-эй… — просипел я, сползая по стенке лифта на пол, усыпанный окурками. — Мне плохо… Задыхаюсь…
— Ой, не смешно, — отмахнулась Кристина и заволновалась: — В самом-то деле, когда свет включат? «Тропиканку» ж надо посмотреть…
И в этот момент меня что-то ужалило в ухо. Потом оказалось, что это оса постаралась…
Я вскрикнул.
— Владик, с ума сошел, что ли? — осведомилась Кристина. — Что ты так орешь?
— Меня кто-то в ухо ужалил.
— А кричать зачем?
— Не знаю. Я же не специально.
Одновременно с укусом осы я обнаружил, что страх куда-то делся, словно я нажал на кнопку, дающую ему отбой. Я поднялся с пола. Через некоторое время вспыхнул свет и лифт, зажужжав, поехал. Вся компания вела себя как ни в чем не бывало, а я после этого случая начал замечать, что боюсь находиться в тесных закрытых помещениях… Дошло дело до того, что меня направили к детскому психологу, и он сказал, что у меня клаустрофобия в начальной стадии и что вылечить ее пока что легко. Однако лечение почему-то мне не помогало, я все так же боялся закрытых помещений, даже еще сильнее.
Психолог сказал, что чаще всего основа для фобий, то есть страхов, закладывается в детстве, когда у детей еще несформированная, «мягкая» психика, которую очень легко травмировать, — что со мной и произошло. А эта гадкая оса только подлила масла в огонь, усилила эффект, хоть и вывела меня из состояния удушья и оцепенения.
Я понимал, что бояться не надо, что закрытые помещения не причинят вреда, но… каждый раз, когда я оказывался в тесной комнате, мне становилось не по себе и, как тогда, в лифте, начинало не хватать воздуха, подкашивались ноги, я потел…
Правда, со временем я научился контролировать себя, не показывать страх при людях так открыто, как наедине с самим собой, но все равно он мной овладевал, и я ничего не мог поделать.
У меня создавалось впечатление, что страх жил своей собственной жизнью, что он становился словно материальным, набрасывался на меня, когда хотел… Страх рос, креп, набирал силы.
Но и я тоже был не промах — старался не подниматься в лифте, не спускаться в подвал (я боялся, что дверь захлопнется и я окажусь замурованным), не ездить в метро. Родители выделили мне самую просторную и светлую комнату в доме… Окна в ней были голыми, то есть на них не висели шторы или жалюзи, все по той же причине — так мне казалось, что помещение больше. Некоторые люди, придя к нам в гости и заглянув в мою комнату, удивлялись и спрашивали, отчего на окнах не висят занавески. Я о своем страхе говорить с кем попало не любил, поэтому придумывал всякие объяснения: мол, на шторах скапливается пыль, а у меня на нее аллергия, да и солнечный свет полезен, благодаря ему вырабатывается в организме серотонин, который, кроме всего прочего, отвечает за хорошее настроение…